Евгений Григоренко

Родился 19 .02.1959 года в п. Никольск Гомельского района. Образование высшее.

Пишет стихи и прозу на русском языке. Печатался в периодической печати. Первая публикация в 1978 г.

Живет в п. Кореневка.


 

 

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЗАПИСИ В ТРУДОВОЙ КНИЖКЕ

Я пенсионер. Честно отработав сорок
три года на разных предприятиях родно-
го города, я теперь, совершенно ничего
не делая, получаю энную сумму денег,
которых мне почти хватает. Вы, наверное, спросите: почему не на одном
предприятии, как все нормальные люди?.. На этот вопрос можно ответить
по-разному, и всё будет правильно. Но я думаю, что самая частая причина
увольнения с работы – неудовлетворённость. Это когда работник уверен,
что способен на большее, а ему не дают возможности проявить себя: это
никому не нужно. Однако есть ещё и неординарные случаи, вплоть до ку-
рьёзных. Что-то такое было и у меня...
После окончания института я по распределению попал в небольшую
строительную фирму и был назначен на должность мастера подсобного
производства с численностью рабочих ровно три человека, с неопреде-
лёнными должностными обязанностями и соответствующей оплатой. Это,
по сути, была бригада на побегушках при подготовке строительных объ-
ектов основного производства, и каждый начальник строящегося объекта
норовил дать нам задание.
Такая примерно или похожая участь постигала большинство молодых
специалистов, направляемых на работу после окончания учебных заведе-
ний. Это большинство, чаще всего было недовольно своим назначением,
считало себя незаслуженно обделёнными. И если за три года в их произ-
водственной биографии ничего не менялось, то они увольнялись и находи-
ли должности более достойные их (так, по крайней мере, им казалось), но
вскоре и здесь разочаровывались и меняли работу в третий раз.
После третьего раза многие останавливались, ибо стали наконец про-
зревать и с ужасом обнаруживали в неподкупной и самой справедливой
в мире стране Советов непоколебимую систему чудовищного кумовства,
сватовства и коррупции при распределении хоть мало-мальски властных
должностей, и значит, – материальных благ. (Они уже убедились что власть
и материальные блага – понятия неразделимые).
Часть этих остановившихся бросалась во все тяжкие, чтобы найти блат;
другая же половина смирялась, ходила на работу, как на каторгу, потом
привыкала, потом превращалась, по сути, в зомби, получала «хрущёвку»,
рожала детей, с трудом доставала «стенку» и «кухню», обрастала такими
же полунищими зомбированными друзьями, по выходным и праздникам за
последние деньги напивалась до чёртиков и считала жизнь удавшейся.
Таких ценили за постоянство и скромность; им давали грамоты, их фото-
графии вешали на доску почёта и хвалили на собраниях.
Ближе к старости у них могла появиться машина и даже дача, хотя дача
считалась буржуазным пережитком. Конечно, буржуазным пережитком дачу
считали не сами желающие её иметь, а те, кто был наделён правом давать
или не давать людям несколько саженей неудобицы. И плевать на то, что,
благодаря исключительному трудолюбию нашего народа, через короткое
время свалки превращалась в райские уголки. Хочешь иметь кусочек нату-
ральной зелёной планеты Земля - вступай в колхоз и живи в деревне.
Иные находились в поисках всю сознательную жизнь, и не нам их судить.
Я тоже искал. Искал и находил, но часто снова искал, скорее уже из при-
вычки, нежели из меркантильных соображений. Так в моей трудовой книжке
к концу стажа накопилось не меньше двух десятков записей.
Теперь с высоты моего возраста и опыта я не считаю несправедливым,
когда выпускников вузов заставляли начинать с самых низших ступеней
производственной иерархии. Я уже сам, будучи «большим начальником»,
практиковал подобное с молодыми. Уж очень мало практических знаний да-
вали наши вузы, а теоретические были часто на 100% не востребованы.
Марксистско-ленинская философия и научный коммунизм никак не хотели
вписываться в реальную повседневную жизнь коллектива работников заво-
да железобетонных конструкций и, чтобы стать настоящим мастером своего
дела, пройти все ступени было просто необходимо.
Но это пришло потом, а тогда я, как и всё обиженное «большинство», с
нетерпением ждал истечения трёх лет обязательной отработки, чтобы пу-
ститься в свободное плавание «на поиск счастья и чинов». Хотя, если чест-
но признаться, мне-то ещё грех было обижаться, ибо уже в конце второго
года я был переведён, пусть и рядовым, но всё же инженером, в техниче-
ский отдел. Помимо того, у меня уже была репутация грамотного и испол-
нительного работника, и я даже был принят кандидатом в члены КПСС. Это
был немалый прогресс в карьерном росте.
Однако ни повышение зарплаты в связи с переходом, ни повышение
статуса не отбили у меня желания искать «лучшей доли». Дело в том, что
работа на новом месте была скучной, неинтересной, бумажной. Отдел, со-
стоящий из трёх человек вместе с начальником, занимался исключительно
учётом пробега автомобильных покрышек автопарка предприятия. За пере-
пробег положенной нормы платили деньги, на этой почве возникали злоупо-
требления, и контроль был нужен. Но, как я вскоре выяснил, мой начальник
отдела в тандеме с механиками и кладовщицей сам участвовал в махина-
циях с «резиной».
А главное, что здесь мои институтские знания вообще были не нужны; я
увидел, что весь наш отдел из трёх человек легко бы могла заменить одна
девчонка с неполным средним образованием, умеющая считать до ста и
знающая таблицу умножения. И у неё бы ещё хватило времени наводить на
лице «марафет» по часу после каждых полчаса работы!
Теперь сидя в конторе среди сплетниц и сплетников (сделавшихся та-
ковыми исключительно от безделья), я узнал много других интересных ве-
щей. Например, что мой непосредственный начальник является дальним
родственником жены директора; жена же директора и жена управляющего
трестом - родные сёстры, а их племянничек – чуть ли не второе лицо в ЦК
комсомола Республики. Невестка директора работала у нас главным эконо-
мистом.
При таком раскладе перспектива карьерного роста в этой фирме была
для меня весьма сомнительной. Я же в перспективе видел себя не иначе
как директором большого предприятия, которое станет, благодаря моему
«гению», самым передовым, без «блатных» и воров.
Что поделаешь, эта детская наивность была присуща многим молодым
специалистам таким, как я, из глубинки, без всяких блатов пробившихся в
вузы и воспитанным на моральном кодексе строителей коммунизма в абсо-
лютно пуританской среде.
В общем, когда мне оставалось до конца «отсидки» с полгода, я уже на-
чал прощупывать почву на других предприятиях города на предмет более
достойного себя места. Свободных мест оказалось достаточно, и все мани-
ли настоящей (так мне казалось) перспективой. Я даже стал вести себя бо-
лее независимо и смело с начальством, однако, в силу воспитания, никогда
не выходил за «рамки».
И всё же моя обязательная отработка закончилась раньше положенного
срока...
Всё началось с очередного партийного собрания.
На этом собрании, как и на всех партийных собраниях, вначале положен
был доклад. Примерно минут на двадцать - тридцать (меньшее время счи-
талось плохим тоном).
Первая часть доклада была обязательной и неизменной и начиналась
так: «Выполняя решения партии и правительства, наш коллектив, как и весь
советский народ, за истекший период достиг определённых успехов. Это
стало возможным благодаря умелым действиям руководства предприятия
и лично директора т. N...»
Дальше перечислялись виды деятельности и цифры выполнения пла-
на в процентах, которые неизменно варьировались в промежутке между
100,01 и 100,3. (Меньшая цифра была недопустима, ибо грозила увольне-
нием директору; большая же неотвратимо вызывала карательные санкции
со стороны вышестоящей структуры в виде повышения плана, увеличения
норм выработки, уменьшения расценок и т. д. и т. п.)
Далее по шаблону следовала самая обязательная фраза: «Однако на-
ряду с успехами есть у нас, товарищи, отдельные недостатки!..» В этот раз
из уст докладчика – подвыпившего прораба, с трудом разбиравшего коря-
вый почерк секретаря – перечень недостатков прозвучал угрожающе, но ка-
жется, никто этого не заметил: «На территории базы валяется мусор, а в
ремонтной мастерской уже третий месяц висит оголённый электрический
провод под напряжением!(?) О чём это говорит, товарищи? Это говорит о
том, что среди нас есть отдельные товарищи, (имена не назывались) кото-
рые не понимают всю важность задач, поставленных перед нами партией и
правительством»...
И прочее и прочее. Я не буду дословно приводить всю галиматью по-
добных докладов, ибо подозреваю, что читатель всё ровно этот абзац про-
пустит. Скажу только, что словосочетание «партия и правительство» при-
ходилось в докладе на десять других слов русского языка. Доклад же этот
переписывался из месяца в месяц секретарем партийной организации (ме-
нялись лишь даты и что-нибудь в разделе про недостатки), и назначалось
лицо, которое должно было этот доклад делать. Иногда с боем и угрозами,
но все по очереди делали – так было положено по уставу. Секретарем, как
правило, был отставной офицер Советской Армии, занимавший на пред-
приятии какой-нибудь незначительный пост чисто формально. В крупных
фирмах эта должность была освобожденной.
После доклада были выступающие в прениях, которые заранее назна-
чались. Все роли были заранее распределены и расписаны, равно как и ре-
шение собрания. Темы выступлений и объекты критики были заранее огово-
рены, любая импровизация запрещалась. Критика (по инструкции) должна
была обязательно иметь место на каждом собрании. Но нельзя было крити-
ковать директора, да и кто бы решился.
Поскольку решение уже заранее было отпечатано на машинке, обычно
все дружно голосовали и расходились. Однако на этот раз концовка пошла
немного не по сценарию. Когда уже последний выступающий сел на место
и все, зевая, поглядывали на часы, незапланированно слово взяла главный
бухгалтер – женщина преклонного возраста - и обрушилась с критикой на...
директора! (Только она одна могла такое позволить, так как много знала и
потому ничего не боялась.)
Мы, конторские, догадывались, в чем дело: дня за два до собрания у
директора с главбухом произошла крупная ссора. Что явилось яблоком раз-
дора, для всех осталось тайной, но часа два из кабинета директора в тот
день слышались истошные вопли и женский визг.
Нам потом объяснили, что они решали производственные вопросы, по
которым имели разные мнения. Это было не в первый раз, и мы знали, что
они вскоре примирятся. Но не тут-то было. Она разносила директора все-
рьез, припомнив и родню, и пьянки в рабочее время, и много других инте-
ресных вещей, нам доселе неведомых.
Директор однако был невозмутим, видимо, уверенный в своей неуязви-
мости, а зал перестал смотреть на часы и с интересом наблюдал за про-
исходящим. Секретарь – мужчина лет шестидесяти, лысый, старший лей-
тенант в отставке, участник войны и имевший несколько медалей (правда,
юбилейных), ужасный подхалим и доносчик - что-то записывал в блокнот.
Когда женщина закончила свою яростную речь и села, сразу же поднялся
секретарь.
- Товарищи! Я имею в виду не только уважаемого главбуха, но и других.
Наверное, многие думают, что быть директором - это сплошное удоволь-
ствие. Они ошибаются. Быть директором - тяжкий труд, товарищи, так как
директор - это командир производства и находится на боевом посту 24 часа
в сутки! К примеру, мы все работаем восемь часов, а в остальное время про
работу забываем, мы отдыхаем, а у директора, чтобы вы знали, нет отдыха
и нет выходных дней, потому что эта должность не отпускает человека ни на
минуту. Он думает за нас за всех, и он за всех за нас отвечает! Его в любое
время могут вызвать в райком или в трест и наказать даже за то, что ,к при-
меру, пьяный Сидоров допустил брак в работе...
Он говорил долго, часто сравнивал директора с командиром части и по-
вторялся, поскольку в его словарном запасе уже не было новых эпитетов,
способных обрисовать горькую долю директоров и командиров! Закончил
же он свою речь совсем мрачно:
- В общем, товарищи, это не просто тяжёлое бремя, это каторжный труд.
Далеко не каждый добровольно согласился бы влезть в это ярмо!
Пока секретарь изощрялся в своих высказываниях, мне на ум пришла
идея. Во всё время речи секретаря я колебался: совершить этот, по сути,
глупый поступок или лучше не надо...
Однако после его последних слов меня как будто толкнули в спину и я
поднял руку. Я, как кандидат, хоть пока и не имел права голоса, но говорить
и критиковать был обязан (правда, в плановом порядке).
Слово мне дали.
- Товарищи! – начал я. - Меня тронули до глубины души слова нашего
секретаря. Раз такое дело я согласен добровольно взвалить на себя это
страшное бремя, залезть в это страшное ярмо и стать директором...
При этих словах зал зашевелился и послышался смех. Секретарь вы-
пучил глаза, а я упорно продолжал:
- А что... Образование у меня соответствует, я на хорошем счету у на-
чальства, молодой и здоровый... Зачем мучиться пожилому человеку... Не
подхожу я – давайте рекомендовать вот, например, главного диспетчера
(все знали его стремление любыми судьбами сделать карьеру)...
Собрание закончилось. Уже выходя, кто-то назвал меня наглецом, а кто-
то ему ответил, что скромность украшает человека, но не продвигает впе-
рёд!
Неделя после собрания прошла в относительном спокойствии. Никто
меня не трогал. Лишь главный диспетчер литовец Битус при встречах неиз-
менно повторял:
- Ну, молодец! Ну, надо же додуматься!
Однако через неделю, сразу по возвращении с обеда, меня вызвали к
директору, и я нутром почувствовал недоброе. Когда я зашел и сел за стол
напротив, он выдержал некоторую паузу и многозначительно изрек:
- Так, Евгений Анатольевич, (обычно он называл меня только по имени) я
попрошу тебя написать письменное объяснение на мое имя по поводу опо-
здания на работу...
Я ничего не понял и сделал удивленное лицо. Такой грех за мной не во-
дился. Он уточнил:
- По поводу сегодняшнего опоздания на работу после обеденного пере-
рыва.
До меня наконец дошла, но теперь ещё больше удивила циничность пре-
тензий директора. Дело в том, что мы обедали в столовой соседнего крупно-
го предприятия, расположенного в трёх киллометрах от нашей фирмы. Еже-
дневно туда и обратно нас, конторских, возил служебный автобус. Столовая
с трудом успевала обслуживать своих и чужих за один час обеда, и нередко
мы возвращались на свою базу с опозданием на пять-десять минут. Это при
том, что последним нашим из очереди, чтоб не задерживать автобус, при-
ходилось просто глотать пищу не жуя! Были случаи, когда с нами обедал
и директор. Например, если «Волгу» на весь день забирала жена или слу-
чались другие оказии. Думаю, сии опоздания никоим образам не снижали
производительности труда конторских работников. Всё ровно после обеда
контора ещё с полчаса по углам и туалетам курила и отдыхала без всякого
ущерба для производства.
В тот день автобус прибыл на базу с опозданием на десять минут.
Я уже понял, что защищаться бесполезно, но по инерции промямлил:
- Извините, но я ехал в автобусе вместе со всеми и не моя...
Он перебил:
- Если надо я спрошу и с других – это моё исключительное право. Ты
отвечай сейчас за себя.
- Ну, что ж делать... Отвечу раз такое дело, но, поверьте, просто остричь
себя, как барана, не дам...
- А мне собственно твои объяснения и на фик не нужны. Я не для этого
тебя позвал и ни резать, ни стричь тебя не собираюсь. Я показал, как легко
найти нарушение у подчиненного, если ты начальник, да еще злой! Однако
на тебя у меня нет зла, ты для меня пока просто мошка, но можешь стать
назойливой. Ты мне не нужен, хотя и неплохой работник... Мне не нужны
умные работники... Мне нужен фон из придурков. Ты, думаю, все это по-
нимаешь или скоро поймёшь. У тебя есть хватка, и рано или поздно ты
станешь директором, но мне в тылу такие не нужны. Так что пиши заявле-
ние по собственному желанию и дерзай. Тем более, я знаю, ты уже ищешь
работу. Да, да, мне всё докладывают.
- Спасибо, но у меня еще три месяца отработки и...
- Знаю. Я дам тебе перевод, и все вопросы снимутся. Видишь, не такой
уж я плохой человек, как вы про меня говорите в курилках...
Через несколько дней я с лёгкой душой и с большими надеждами уво-
лился.
Не знаю, было ли мое выступление на партсобрании единственной при-
чиной такого поворота дел, но моё место, уже на следующий день заняла
племянница начальника отдела, которая только что закончила техникум.
Прошло тридцать пять лет. Мне снова оставалось три месяца, но уже
до пенсии; я собирал документы, и возникла необходимость в какой-то
бумажке с моего первого места работы. Мне стоило немалого труда раз-
ыскать моё былое пристанище. Лихие девяностые перевернули и пере-
мешали всё и вся. Теперь у фирмы был совсем другой адрес, совсем дру-
гие виды деятельности, а в аббревиатуре названия появилась буква «Ч»
- частное! В бухгалтерии мне без проволочек выдали требуемую справку:
со словами:
- Подпишите у директора, потом поставим печать.
Каково же было моё удивление, когда в строке директор я увидел зна-
комую фамилию. Неужели тот самый? Да не может быть! Тогда мне было
25, а ему за сорок. Сколько ж ему теперь?
Однако в кабинете директора я увидел сравнительно молодого мужчи-
ну до сорока лет в хорошем костюме , но совершенно седого. Это был, как
я потом узнал, младший сын того самого... Старший управлял трестом.
Они своего не упустили